Фильм «Война и мир» переносит зрителей в эпоху Наполеоновских войн, рассказывая о жизни нескольких дворянских семей в Российской империи. Сюжет, насыщенный драматическими событиями, показывает, как на фоне масштабных исторических потрясений переплетаются судьбы главных персонажей. История разворачивается вокруг аристократических родов, чьи члены оказываются втянутыми в водоворот военных действий, политических интриг и личных драм. На фоне великих сражений и падения империй, герои сталкиваются с предательством, любовью и потерями, что заставляет их переосмыслить свои ценности и жизненные цели. Каждая дворянская семья в фильме представляет уникальные характеры и судьбы, отражающие разнообразие и сложность той эпохи. Сложные взаимоотношения между персонажами раскрывают глубину человеческих эмоций и мотивов, делая сюжет захватывающим и многослойным. Фильм предлагает зрителям погружение в яркий и трагичный мир Российской империи времен Наполеоновских войн, где личные и общественные катастрофы идут рука об руку. Благодаря тщательной проработке персонажей и богатому историческому контексту, картина становится не просто историческим эпосом, но и глубоким исследованием человеческой природы в условиях глобальных изменений.
Гляжу на ‘Мону Лизу’ и думаю: значит так, четыре плюс три, полтора на ум пошло…
Краски в конце XV века стоили сумасшедших денег, особенно во Флоренции. Почему так дорого, спрашиваете? Ну, во-первых, основу для красок брали в разных концах мира. Аквамариновую, например, добывали из мерзко пахнущих водорослей у берегов Па-де-Кале, в который писали все плававшие там рыбы. Бадахшанский лазурит возили за тридевять земель по караванному пути, выстланному верблюжьим навозом, аромат которого лишь отдаленно напоминал розовый куст. А, извините за выражение, метациннабарит всегда был на редкость дикой штучкой, то есть наоборот, до дикости редкой вещицей — настолько, что пока ее добывали, все рубахи пропитывались суровым мужицким потом. Сам понимаете, все это смешение минералов и запахов задарма возить никто бы не стал, тем более во Флоренцию. Поэтому то, что могли довезти, продавали по баснословно высокой цене.
Идем далее: холст. Конопляный холст изготовить было проще и дешевле, особенно во Флоренции. Но сроки изготовления все время затягивались. Пошлет, бывало, художник своих подмастерьев на ткацкий комбинат: сходите, говорит, посмотрите, чего это они уже целых три месяца с холстом возятся. Подмастерья, известное дело, уходили и не возвращались. Ни слуху от них не было, ни духу. А кто редкий и возвращался, только глупо хихикал и пытался разговаривать с красками. Метациннабарит, кстати, вызывал у таких особенно доверительные беседы. Чтобы не растерять вообще всех помощников, художникам приходилось пользоваться льняными холстами. Но продавцы-то не дураки, тем более во Флоренции: если все хотели покупать только льняные холсты, те неминуемо должны были расти в цене.
И, наконец, рама. Ни один идиот, и особенно флорентийский не стал бы смотреть на картину, если она не была оправлена в красивую раму. Даже сейчас мало кто может смотреть передачи по телевизору ‘Горизонт’ без спазмов желудка. Только ‘Филипс’ или, на худой конец, ‘Сони’ могут в какой-то степени удовлетворить искушенную душу. А древние люди вообще были существами с тонкой организацией. Они не знали, что такое телевизор, но зато очень хорошо разбирались в рамах. И не дай Бог художнику было выставить свое творение в раме, сделанной из осины. Преступлением также считались клен и ольха, да что там говорить: даже дуб был на грани провокации. И художникам ничего другого не оставалось, как раскошеливаться на карельскую березу. Теперь сами подумайте: где Карелия, а где Флоренция? Как же надо было сойти с ума карелам, чтобы тащить охапки своих берез в эту глухомань на берегу никому не известной речушки Арно? В общем, муки итальянских, тем более флорентийских художников были безмерны, но имели вполне конкретное выражение в стоимости их произведений. Вот в таких суровых условиях Леонардо да Винчи и нарисовал свою ‘Мону Лизу’.
К чему было написаны все предыдущие абзацы? К тому, что нынче принято подходить к оценке произведения кинематографа с очень странными критериями. Из которых сумма расходов на производство фильма — едва ли не главный. Я пока не встречал людей, которые заявляли бы, что они ходят в кино по принципу ‘бюджет не ниже ста миллионов долларов’. Но уже полно тех, кто смотрит исключительно блокбастеры и только ради спецэффектов. Допустим, ‘Фантастическая четверка’ и ‘Трансформеры’ только такого критерия и заслуживают. Но оценивать ‘Войну и мир’ деньгами — все равно, что ‘Мону Лизу’ оценивать стоимостью составивших ее красок.
Да, со временем краски потускнеют. Да, через двадцать-тридцать лет кто-нибудь снимет новые ‘Войну и мир’, где на заднем плане вместо живой массовки пройдут тысячи ботов. Нарисованные люди будут катить нарисованные пушки, нарисованные лошади будут тащить нарисованный обоз. Возможно, к Аустерлицу даже подвезут олифантов, и только с их помощью Мюрат сможет одолеть бесстрашного Багратиона. А под Вязьмой на помощь Милорадовичу с неба слетят орлы и вцепятся в горло назгулам Богарне. Пусть все это будет так, но пока что до этого далеко. Еще никто не переиграл ни Вячеслава Тихонова, ни Анатолия Кторова, ни Василия Ланового. Еще ни одна актриса не дотянулась до того, что там вытворяет Людмила Савельева. Сейчас много прекрасных операторов, но не все из них еще научились так ставить кадр, как Анатолий Петрицкий. В этом эпическом полотне еще много такого, что нельзя подвести под статью баланса. До сих пор этот фильм вызывает если не восхищение, то по крайней мере глубокое уважение к работе, проделанной замечательным съемочным коллективом. А представьте, как этот фильм выглядел сорок лет назад, когда ничего подобного вообще нельзя было вообразить. Так что это ‘Мона Лиза’ кинематографа, самая настоящая ‘Мона Лиза’.
