Трогательная история любви в трудные времена, когда женщина с тремя детьми осталась одна после того, как ее муж уехал искать свое место в жизни. Участковый милиционер становится опорой и поддержкой для нее, помогая ей вернуться к жизни и поверить в любовь. Но когда все кажется наладившимся, непутевый муж возвращается в деревню, где начинается новый раунд борьбы за семейное счастье. Эта история о том, что настоящая любовь может преодолеть все трудности и препятствия на пути к счастью.
Есть женщины в русских селеньях
Прекрасный фильм из тех, про которые раньше с уважением говорили: ‘жизненный’.
Торжество советской школы актерской игры, когда о главном не говорится в лоб, а оно читается в глазах, в интонации, в дыхании героев. В этом плане очень показателен последний эпизод — высший пилотаж актерского мастерства, когда говорится одно, а подразумевается совсем другое.
Участковый говорит Шуре: ‘В связи с приближением отопительного сезона прошу сообщить, в каком состоянии противопожарный инвентарь’. А слышится: ‘Милая, мне так стыдно перед тобой! Ты, наверное, никогда не сможешь простить меня за этот дурацкий ‘испытательный срок’. Но ведь не от хорошей жизни я его придумал: ну как я, стоящий на страже закона, разрушу ячейку общества — советскую семью, да еще и многодетную? А мне так плохо без тебя… Скоро осень. Я один, мне холодно…’.
‘За вашим двором багры имеются?’ (Читай: ‘Хоть что-то у тебя ко мне осталось в душе?’).
Шура: ‘Имеются’ (‘Я помню все, что было между нами. Я только этим и живу. Я люблю тебя!’).
Участковый: ‘И ящик с песком?’ (‘И ты сможешь меня простить?’)
Шура: ‘Имеется…’ (‘Мне не за что тебя прощать. Спасибо тебе за то, что ты есть. Возвращайся. Я жду тебя.)’
И финальная ‘полуулыбка, полуплач’ Шуры говорят об удивительной внутренней силе и цельности ее характера. О таких поэт сказал: ‘Сильным легче, сильные не плачут’. Она ни за что не заплачет, даже если участковый к ней не вернется.
Но он придет к ней непременно и навсегда. Потому что такой зов, который читался в ее глазах во время этого нелепого диалога о противопожарном инвентаре, может не услышать (и не внять ему) только уж совсем грубый мужлан, а участковый в блестящем исполнении Олега Ефремова таковым совсем не кажется.
Ведь это именно его любовь (а потом и связанные с этим чувством страдания) превратили шальную и грубоватую, с хулиганскими замашками деревенскую бабенку, языкастую и ‘бескомплексную’, играющую порой на грани фола, в любящую и страдающую мадонну, к которой не пристает никакая житейская грязь, даже если она ее в прямом смысле слова месит ногами (финальные кадры).
Конечно, в фильме чувствуется мастерская режиссерская рука, но так ведь и сценарий предоставляет для этого благодатнейший материал. Удивляет то, как Виктор Мережко, производящий впечатление рафинированного городского интеллигента, смог столь глубоко погрузиться в деревенскую тему и ‘погрузить’ в нее нас, зрителей. Видно, есть у него что-то типа дачи в одном из украинских хуторов, потому он и ‘в теме’.
Органичность Людмилы Зайцевой в роли Шуры вызывает искреннее восхищение, так же как ее тончайшая, филигранная игра. Достойное партнерство ей мог составить, конечно же, только Олег Ефремов с этим удивительным взглядом, обладая которым, и говорить-то ничего не надо, все понятно без слов: доброта его души, умение крепко любить и, главное, жалеть. Ведь недаром раньше говорили: ‘Жалеет — значит, любит’.
Отдельно хочется сказать о полнокровной деревенской красоте Шуры, невольно заставляющей вспомнить бессмертное: ‘Есть женщины в русских селеньях… Их только слепой не заметит, а зрячий о них говорит: ‘Пройдет — словно солнцем осветит, посмотрит — рублем подарит’.
Кадр со спящей Шурой, со снопом волос цвета темного меда на подушке, точеным профилем и красными бусами на стройной загорелой шее — это прямой вызов всем голливудским красоткам типа Мэрилин Монро с бьющей наотмашь, но такой искусственной красотой.
Моя оценка фильма: 10 из 10
